Неточные совпадения
Жизнь его в этот год в деревне у тетушек шла так: он вставал очень рано, иногда в 3 часа, и до солнца шел купаться в
реку под горой, иногда еще в утреннем тумане, и возвращался, когда еще
роса лежала
на траве и цветах.
Вся долина
реки Найны покрыта горелым лесом — пожар был здесь несколько лет назад. Ныне
на месте хвойного леса
вырос молодняк, состоящий из березы, лиственницы и осины.
В нижнем течении
река разбивается
на протоки попарно, образуя острова, покрытые лесом. В верховьях ее
растут лиственницы, ель и пихта, в среднем течении встречается кедр, а внизу по долине
растут хорошие смешанные леса, состоящие из ясеня, ильма, тополя, осокоря, ольхи, черемухи, сирени, бересклета, липы и тонкоствольного тальника.
Наконец появились предрассветные сумерки. Туман сделался серовато-синим и хмурым. Деревья, кусты и трава
на земле покрылись каплями
росы. Угрюмый лес дремал.
Река казалась неподвижной и сонной. Тогда я залез в свой комарник и крепко заснул.
В сообществе с ними, а иногда отдельно целыми площадями
растет обыкновенная полынь, а около
реки,
на галечниковых и песчаных наносах, — другая полынь, с ветвистым высоким стеблем и с густой, пышной метелкой.
За день мы прошли немного и стали биваком около
реки Бабкова. Здесь можно видеть хорошо выраженные береговые террасы. Они высотой около 12 м.
Река в них промыла узкое ложе, похожее
на каньон. По широкому заболоченному плато кое-где
растут в одиночку белая береза, лиственница и поросль дуба.
По берегам
реки и
на островах
растет тонкоствольный ивняк, а
на террасе — редкий липовый и дубовый лес. За ним высится высокий утес, которому местные китайцы дали название Янтун-Лаза [Янь-дун-ла-цзы — опасная восточная скала.].
Надо было остановиться
на бивак. Недалеко от
реки, с правой стороны, высилась одинокая скала, похожая
на развалины замка с башнями по углам. У подножия ее
рос мелкий березняк. Место это мне показалось удобным, и я подал знак к остановке.
От
реки поднимались холодные испарения;
на землю пала обильная
роса…
Манзы сначала испугались, но потом, узнав, в чем дело, успокоились. Они накормили нас чумизной кашей и дали чаю. Из расспросов выяснилось, что мы находимся у подножия Сихотэ-Алиня, что далее к морю дороги нет вовсе и что тропа, по которой прошел наш отряд, идет
на реку Чжюдямогоу [Чжу-цзя-ма-гоу — долина семьи Чжу, где
растет конопля.], входящую в бассейн верхней Улахе.
В верховьях
реки небольшими рощицами встречается также тис. Этот представитель реликтовой флоры нигде в крае не
растет сплошными лесонасаждениями; несмотря
на возраст в 300–400 лет, он не достигает больших размеров и очень скоро становится дуплистым.
На всем протяжении
река принимает в себя с правой стороны только 2 небольших горных ручья: Тамчасегоу [Да-ма-ча-цзы-гоу — долина, где
растет высокая конопля.] и Панчасегоу [Пань-чан-гоу — долина, извилистая, как кишка.]. От места слияния их идет тропа, проложенная тазовскими охотниками и китайцами-соболевщиками.
Река Мутухе (по-удэгейски — Ца-уги) впадает в бухту Опричник (44° 27' с. ш. и 39° 40' в. д. от Гринвича), совершенно открытую со стороны моря и потому для стоянки судов не пригодную. Глубокая заводь
реки, сразу расширяющаяся долина и необсохшие болота вблизи моря указывают
на то, что раньше здесь тоже был залив, довольно глубоко вдававшийся в сушу. По береговым валам около самой бухты
растет ползучий даурский можжевельник, а по болотам — кустарниковая береза с узкокрылыми плодами.
Поднявшись
на Сихотэ-Алинь, я увидел, как и надо было ожидать, пологий склон к западу и обрывистый — к востоку. Такая же резкая разница наблюдается в растительности. С западной стороны
растет хвойный лес, а с восточной — смешанный, который ниже по
реке очень скоро сменяется лиственным.
По всем признакам видно было, что горы кончаются. Они отодвинулись куда-то в сторону, и
на место их выступили широкие и пологие увалы, покрытые кустарниковой порослью. Дуб и липа дровяного характера с отмерзшими вершинами
растут здесь кое-где группами и в одиночку. Около самой
реки — частые насаждения ивы, ольхи и черемухи. Наша тропа стала принимать влево, в горы, и увела нас от
реки километра
на четыре.
Здесь он имел характер расплывчатый, неясный, а далее
на восток, вероятно в верховьях Даубихе и Улахе [У-ла-хэ —
река, где
растет много травы у-ла, которую вкладывают в охотничью обувь.], был высок и величествен.
Следующий день был воскресный. Пользуясь тем, что вода в
реке была только кое-где в углублениях, мы шли прямо по ее руслу. В средней части
реки Сандагоу
растут такие же хорошие леса, как и
на реке Сыдагоу. Всюду виднелось множество звериных следов. В одном месте
река делает большую петлю.
В самой долине
растут низкорослый корявый дуб, похожий скорее
на куст, чем
на дерево, дуплистая липа, черная береза; около
реки — тальник, вяз и ольха, а по солнцепекам — леспедеца, таволга, калина, орешник, полынь, тростник, виноград и полевой горошек.
Лес
на реке Сыдагоу
растет девственный и величественный.
Глядя кругом, слушая, вспоминая, я вдруг почувствовал тайное беспокойство
на сердце… поднял глаза к небу — но и в небе не было покоя: испещренное звездами, оно все шевелилось, двигалось, содрогалось; я склонился к
реке… но и там, и в этой темной, холодной глубине, тоже колыхались, дрожали звезды; тревожное оживление мне чудилось повсюду — и тревога
росла во мне самом.
Дети играют
на улице, у берега, и их голоса раздаются пронзительно-чисто по
реке и по вечерней заре; к воздуху примешивается паленый запах овинов,
роса начинает исподволь стлать дымом по полю, над лесом ветер как-то ходит вслух, словно лист закипает, а тут зарница, дрожа, осветит замирающей, трепетной лазурью окрестности, и Вера Артамоновна, больше ворча, нежели сердясь, говорит, найдя меня под липой...
— Земля у нас черная-черная,
на сажень глубины. Как подымут целину, так даже лоснится. Лес — дубовый,
рек много, а по берегам всё луга поемные — трава во какая
растет, словно тростник тучная!
Везде по берегам
рек и озер, по песчаным пригоркам и косогорам предпочтительно перед другими лесными ягодами
растет в изобилии ежевика (в некоторых губерниях ее называют куманикой), цепляясь за все своими гибкими, ползучими, слегка колючими ветками; с весны зелень ее убрана маленькими белыми цветочками, а осенью черно-голубыми или сизыми ягодами превосходного вкуса, похожими наружным образованьем и величиною
на крупную малину.
Очень редко по берегам их
растет мелкий кустарник. Если взглянуть
на такую
реку, извивающуюся по степи, с высокого места, что случается довольно редко, то представится необыкновенное зрелище: точно
на длинном бесконечном снурке, прихотливо перепутанном, нанизаны синие яхонты в зеленой оправе, перенизанные серебряным стеклярусом: текущая вода блестит, как серебро, а неподвижные омуты синеют в зеленых берегах, как яхонты.
Вот впереди показался какой-то просвет. Я полагал, что это
река; но велико было наше разочарование, когда мы почувствовали под ногами вязкий и влажный мох. Это было болото, заросшее лиственицей с подлесьем из багульника. Дальше за ним опять стеною стоял дремучий лес. Мы пересекли болото в том же юго-восточном направлении и вступили под своды старых елей и пихт. Здесь было еще темнее. Мы шли ощупью, вытянув вперед руки, и часто натыкались
на сучья, которые как будто нарочно
росли нам навстречу.
Верстах в двух ниже по течению той же
реки Березайки,
на месте старой чудской копи,
вырос первый медный рудник Крутяш, — это был один из лучших медных рудников
на всем Урале.
Выйдут
на берег покатый
К русской великой
реке —
Свищет кулик вороватый,
Тысячи лап
на песке;
Барку ведут бечевою,
Чу, бурлаков голоса!
Ровная гладь за
рекою —
Нивы, покосы, леса.
Легкой прохладою дует
С медленных, дремлющих вод…
Дедушка землю целует,
Плачет — и тихо поет…
«Дедушка! что ты роняешь
Крупные слезы, как град?..»
—
Вырастешь, Саша, узнаешь!
Ты не печалься — я рад…
В почти совершенно еще темном храме Вихров застал казначея, служившего заутреню, несколько стариков-монахов и старика Захаревского. Вскоре после того пришла и Юлия. Она стала рядом с отцом и заметно была как бы чем-то недовольна Вихровым. Живин проспал и пришел уж к концу заутрени. Когда наши путники, отслушав службу, отправились домой, солнце уже взошло, и мельница со своими амбарами, гатью и берегами
реки,
на которых гуляли монастырские коровы и лошади, как бы тонула в тумане
росы.
— Ведь вот штука! Глядишь
на них, чертей, понимаешь — зря они все это затеяли, напрасно себя губят. И вдруг начинаешь думать — а может, их правда? Вспомнишь, что
на фабрике они все
растут да
растут, их то и дело хватают, а они, как ерши в
реке, не переводятся, нет! Опять думаешь — а может, и сила за ними?
Лишившись жены, Петр Михайлыч не в состоянии был расстаться с Настенькой и
вырастил ее дома. Ребенком она была страшная шалунья: целые дни бегала в саду, рылась в песке, загорала, как только может загореть брюнеточка, прикармливала с
реки гусей и бегала даже с мещанскими мальчиками в лошадки. Ходившая каждый день
на двор к Петру Михайлычу нищая, встречая ее, всегда говорила...
Живая ткань облаков рождает чудовищ, лучи солнца вонзаются в их мохнатые тела подобно окровавленным мечам; вот встал в небесах тёмный исполин, протягивая к земле красные руки, а
на него обрушилась снежно-белая гора, и он безмолвно погиб; тяжело изгибая тучное тело, возникает в облаках синий змий и тонет, сгорает в
реке пламени;
выросли сумрачные горы, поглощая свет и бросив
на холмы тяжкие тени; вспыхнул в облаках чей-то огненный перст и любовно указует
на скудную землю, точно говоря...
Песок отсырел… Дрожь проняла все тело… Только что рассвело… Травка не колыхнется,
роса на листочке поблескивает… Ветерок пошевеливает белый — туман над
рекой… Вдали расшива кажется совсем черной…
Жерих не водится в маленьких речках, но любит
реки большие или по крайней мере многоводные, глубокие и быстрые; живет также и в больших, чистых озерах, питается всякими водяными насекомыми, мелкою рыбою и
на нее только берет
на удочку; клев его чрезвычайно быстр, и
на удочке ходит он необыкновенно бойко; он
вырастает длиною в аршин и весом бывает в восемнадцать фунтов.
Для избежанья таких помех можно привязывать шнурок к колышку (который втыкается плотно в дно
реки у берега и покрыт водою
на четверть и более), даже к коряге или к таловому пруту: тальник часто
растет над водою и очень крепок.
Наибольшую часть крупной рыбы, выуженной мной в течение всего рыболовного моего поприща, составляют язи;
река Бугуруслан,
на которой я
вырос, изобиловала в то время преимущественно язями; головли переводились, а лещи еще не заводились.
Но чем питается нехищная рыба в больших
реках, текущих всегда в берегах песчаных,
на которых не
растет ни одной былинки, дно которых также песчано и чисто и где очень мало водится водяных насекомых?
Если сделать такую прикормку с весны, сейчас как сольет вода, покуда не
выросла трава около берегов и
на дне
реки, пруда или озера и не развелись водяные насекомые, следственно в самое голодное для рыбы время, то можно так привадить рыбу, что хотя она и высосет прикормку из мешка, но все станет приходить к нему, особенно если поддерживать эту привычку ежедневным бросаньем прикормки в одно и то же время; разумеется, уже в это время предпочтительно надобно и удить.
— Море я встретила только одно,
на нем было много островов и рыбацких лодок, а ведь если ищешь любимое — дует попутный ветер.
Реки легко переплыть тому, кто рожден и
вырос на берегу моря. Горы? — я не заметила гор.
Река течет, чтобы по ней ездили, дерево
растет для пользы, собака — дом стережет… всему
на свете можно найти оправдание!
Дожди наконец перестали, земля высохла. Встанешь утром, часа в четыре, выйдешь в сад —
роса блестит
на цветах, шумят птицы и насекомые,
на небе ни одного облачка; и сад, и луг, и
река так прекрасны, но воспоминания о мужиках, о подводах, об инженере! Я и Маша вместе уезжали
на беговых дрожках в поле взглянуть
на овес. Она правила, я сидел сзади; плечи у нее были приподняты, и ветер играл ее волосами.
В нашем заводе были два пруда — старый и новый. В старый пруд вливались две
реки — Шайтанка и Сисимка, а в новый — Утка и Висим. Эти горные речки принимали в себя разные притоки. Самой большой была Утка,
на которую мы и отправились. Сначала мы прошли версты три зимником, то есть зимней дорогой, потом свернули налево и пошли прямо лесом. Да, это был настоящий чудный лес, с преобладанием сосны. Утром здесь так было хорошо: тишина, смолистый воздух, влажная от ночной
росы трава, в которой путались ноги.
— Дай бог тебе счастье, если ты веришь им обоим! — отвечала она, и рука ее играла густыми кудрями беспечного юноши; а их лодка скользила неприметно вдоль по
реке, оставляя белый змеистый след за собою между темными волнами; весла, будто крылья черной птицы, махали по обеим сторонам их лодки; они оба сидели рядом, и по веслу было в руке каждого; студеная влага с легким шумом всплескивала, порою озаряясь фосфорическим блеском; и потом уступала, оставляя быстрые круги, которые постепенно исчезали в темноте; —
на западе была еще красная черта, граница дня и ночи; зарница, как алмаз, отделялась
на синем своде, и свежая
роса уж падала
на опустелый берег <Суры>; — мирные плаватели, посреди усыпленной природы, не думая о будущем, шутили меж собою; иногда Юрий каким-нибудь движением заставлял колебаться лодку, чтоб рассердить, испугать свою подругу; но она умела отомстить за это невинное коварство; неприметно гребла в противную сторону, так что все его усилия делались тщетны, и челнок останавливался, вертелся… смех, ласки, детские опасения, всё так отзывалось чистотой души, что если б демон захотел искушать их, то не выбрал бы эту минуту...
День был жаркий, серебряные облака тяжелели ежечасно; и синие, покрытые туманом, уже показывались
на дальнем небосклоне;
на берегу
реки была развалившаяся баня, врытая в гору и обсаженная высокими кустами кудрявой рябины; около нее валялись груды кирпичей, между коими
вырастала высокая трава и желтые цветы
на длинных стебельках.
Вскрытие
реки, разлив воды, спуск пруда, заимка — это события в деревенской жизни, о которых не имеют понятия городские жители. В столицах, где лед
на улицах еще в марте сколот и свезен, мостовые высохли и облака пыли, при нескольких градусах мороза, отвратительно носятся северным ветром, многие узнают загородную весну только потому, что в клубах появятся за обедом сморчки, которых еще не умудрились
выращивать в теплицах… но это статья особая и до нас не касается.
Старинный парк, угрюмый и строгий, разбитый
на английский манер, тянулся чуть ли не
на целую версту от дома до
реки и здесь оканчивался обрывистым, крутым глинистым берегом,
на котором
росли сосны с обнажившимися корнями, похожими
на мохнатые лапы; внизу нелюдимо блестела вода, носились с жалобным писком кулики, и всегда тут было такое настроение, что хоть садись и балладу пиши.
Место, занятое бедным становищем, было за городом,
на обширном и привольном выгоне между
рекою и столбовою дорогою, а в конце примыкало к большому извилистому оврагу, по которому бежал ручеек и
рос густой кустарник; сзади начинался могучий сосновый лес, где клектали орлы.
Какой я мельник, говорят тебе,
Я ворон, а не мельник. Чудный случай:
Когда (ты помнишь?) бросилась она
В
реку, я побежал за нею следом
И с той скалы прыгнуть хотел, да вдруг
Почувствовал, два сильные крыла
Мне
выросли внезапно из-под мышек
И в воздухе сдержали. С той поры
То здесь, то там летаю, то клюю
Корову мертвую, то
на могилке
Сижу, да каркаю.
Наступал вечер. Поля, лощина, луг, обращенные
росою и туманом в бесконечные озера, мало-помалу исчезали во мгле ночи; звезды острым своим блеском отражались в почерневшей
реке, сосновый лес умолкал, наступала мертвая тишина, и Акуля снова направлялась к околице, следя с какою-то неребяческою грустью за стаями галок, несшихся
на ночлег в теплые родные гнезда.
Иллюзию нарушил, во-первых, новый выстрел замерзшей
реки. Должно быть, мороз принимался к ночи не
на шутку. Звук был так силен, что ясно слышался сквозь стены станционной избушки, хотя и смягченный. Казалось, будто какая-то чудовищная птица летит со страшною быстротой над
рекою и стонет… Стон приближается,
растет, проносится мимо и с слабеющими взмахами гигантских крыльев замирает вдали.
Усадьба наша находится
на высоком берегу быстрой речки, у так называемого быркого места, где вода шумит день и ночь; представьте же себе большой старый сад, уютные цветники, пасеку, огород, внизу
река с кудрявым ивняком, который в большую
росу кажется немножко матовым, точно седеет, а по ту сторону луг, за лугом
на холме страшный, темный бор.